«ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ» 1929–1930 годов

на примере Хоперского и Балашовского округов

Нижнее-Волжского края

 В череде советских политических репрессий 1920–1930-х годов особое место по демографическим последствиям занимает так называемый Великий перелом, начатый Сталиным 80 лет назад с насильственной коллективизации села, продолженный в 1930-м насильственной депортацией миллионов крестьян «на Соловки» и завершенный в 1933-м голодомором, особенно сильно сказавшимся в Украине, на Кубани и в Нижнем Поволжье. И поныне немалая часть народа, воспитанная на советских учебниках истории, верит, что альтернативы сталинскому варианту коллективизации не было, а в последующих жертвах виноваты кулаки. Этому способствовала не только тотальная секретность архивных документов, но и «чистка» газетных фондов библиотек. Например, даже в Российской Государственной библиотеке – бывшей «Ленинке» – по ряду районов, где свирепствовал голодомор, районные газеты за 1932–1933 годы оказались изъятыми, с библиографическим пояснением, что по ним «Сведений нет».

Начиная «Великий перелом», руководители многих регионов торопились доложить о своих округах сплошной коллективизации, но опытно-показательным был определен Хоперский округ Нижне-Волжского края. Именно о Хоперских делах шла речь в 1929 году на ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) и на декабрьском съезде «аграрников-марксистов». Но помимо широко публикуемых речей Сталина там были и тайные операции ОГПУ с политическими мистификациями и превентивными арестами.  8 октября 1929 года Шеболдаев, ответственный секретарь Нижне-Волжского крайкома ВКП(б), направил в ЦК ВКП(б) Кагановичу, «с коммунистическим приветом», докладную записку о том, что «за последние месяцы в крае вскрыты три крупные контрреволюционные организации, имеющие своей основной задачей вооруженное восстание». Наиболее оформленной ОГПУ считало, естественно, хоперскую. Здесь планировалось изъять более 500 «нежелательных элементов». Второй организацией считалась «заволжская», в том числе в АССР немцев Поволжья, а третья – национальная, «калмыцкая».

Шеболдаев писал, что из «хоперской организации» арестовано 200 человек, заволжской – 50, калмыцкой – свыше 100, и предстоит еще арестовать по этим делам более 1000 человек. В материалах «Особая папка» Политбюро ЦК ВКП(б) имеются документы, что 23 ноября 1929 года Политбюро рассмотрело информацию Шеболдаева об «эсеро-кулацкой повстанческой организации» в Нижнем Поволжье и поручило ОГПУ принять соответствующие меры, расстреляв до 50 руководителей. (Центр документации новейшей истории Саратовской области. Ф. 55. Оп. 1. Д. 64. Лл. 143–146; Вопросы истории. 1996 г. № 8. Стр. 18). А краевая газета «Поволжская правда» еще 5 ноября 1929 года оповестила: «ПП ОГПУ по Нижне-Волжскому краю раскрыта и ликвидирована в Хоперском округе белогвардейская контрреволюционная организация, ставившая целью вооруженное выступление против советской власти.

Бывший генерал-майор белой армии Якушев Павел Мартынович, бывшие хорунжие-реэмигранты, бывший есаул расстреляны. Остальные заключены в концлагеря на различные сроки…». Но маховик политического террора только начинал раскручиваться. Насильственная коллективизация и раскулачивание, а затем депортация части крестьян в северные и сибирские регионы толкали народ на противодействие. И, если в 1928 году по стране было арестовано 33 757 человек, из них 869 расстреляно, то в 1929 году арестовали 56 220 человек, из которых расстреляли 2109, а в 1930 году было арестовано уже 208 069 человек и расстреляно 20 201 («Отечественная история», 1997 г., № 6,  стр. 59).

По Нижне-Волжскому краю ОГПУ зафиксировало за 1929год пять массовых выступлений народа «на почве колхозного строительства» и пять – из-за ареста крестьян. Это составляет около 10% от всех выступлений того года. (ЦДНИСО, там же, д. 180, лл. 35–41). По мере развертывания репрессий против крестьян по сводкам ОГПУ наглядно виден и рост сопротивления народа. В 1930 году по краю за январь зафиксировано 5 выступлений на почве колхозного строительства и 2 – из-за ликвидации кулаков, за февраль – 4 и 15 соответственно, за март – 44 и 68, за апрель – 26 и 66 соответственно. Задавленный Хоперский округ в январе–феврале молчал, за март ОГПУ зафиксировало здесь 8 выступлений и 4 – за апрель. Но за один лишь февраль 1930 года из 45 зафиксированных краевым ОГПУ терактов против активистов раскулачивания 6 отмечены на Хопре (Там же, л. 89). А более трети всех массовых выступлений прошли тогда в соседнем Балашовском округе (Там же, л. 142). Как же было не бунтовать, если, например, 25-тысячник Семенов, в Мало-Сердобинском районе, напившись пьяным, требовал себе жену кулака (Там же, д. 176, лл. 140–142). Изнасилования пьяными активистами жен раскулачиваемых на глазах мужей отмечались не раз, не говоря уже об иных преступлениях. Вот ОГПУ и отметило рост массовых протестов по всей стране: в январе – около 400, феврале –1048, а в марте – 6528.

Постановление ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» предписало ликвидировать в среднем 3–5% крестьянских хозяйств, которые по сведениям налогово-финансовых органов считались кулацкими. Нижнее-волжскому краю предписано было 4–6 тысяч глав хозяйств заключить в концлагеря, а 10–12 тысяч – выслать за пределы края. Остальные попадали в третью категорию для выселения на районные кулацкие точки.

Нижнее-волжский крайком ВКП(б) план выселения рассмотрел еще 24 января (Там же, д. 150, лл. 21–22), а 26 января ОГПУ разработало подробный «План массового выселения кулацко-белогвардейского элемента…», которым предусматривалось вывезти из края 15 тысяч кулаков и 60 тысяч членов их семей (Там же, лл. 2–6). По третьей категории предусматривалась высылка семей в другие округа в пределах края, а по четвертой –из пределов колхозов внутри района. Этот план пришлось корректировать с вышедшим постановлением ЦК: крайком утвердил раскулачить «5% хозяйств по краю (т.е. 50 тыс. хозяйств)», но накладки были, поэтому хозяйства произвольно перебрасывались в списках из одной категории в другую и сгонялись в три «московских» категории. Хоперскому округу предписали ликвидировать 5500 хозяйств: 400 – по первой категории, 1000 – по второй, 200 – по третьей и 3900 – по четвертой (Там же, д. 153, лл. 22–25).

Утвержденные крайкомом цифры жестоки втройне. Во-первых, процент раскулачивания был взят по максимуму. Во-вторых, цифру раскулачивания определяли из условия наличия в крае миллиона крестьянских хозяйств, хотя фактически их было 950–970 тысяч. К тому же к 1930 году по стране порядка 250 тысяч хозяйств «самоликвидировались» и растворились по городам и новостройкам, и по Нижне-Волжскому краю тоже было несколько десятков тысяч таких хозяйств, вместо которых активисты раскулачили середняков и бедняков. В третьих, краевой комитет ВКП(б) в своем решении отметил: «В указанные ориентировочные цифры не включены арестованные ГПУ по 1 февраля с.г. Предложить ГПУ и Прокуратуре немедленно максимально разгрузить места заключения и подготовить в необходимом размере новые».

Хоперский окружной комитет ВКП(б) (ответственный секретарь Г. К. Махарадзе) своим решением от 4 февраля утвердил раскулачивание 5500 хозяйств, не включая в это число арестованных ОГПУ, и определил цифры по районам. Изъятие «1-й категории» предписывалось завершить к 8 февраля, а высылку раскулаченных закончить к 15 февраля (Там же, д. 179, л. 169).

Но у ОГПУ был свой план работы. В политоперсводке № 1 ПП ОГПУ по Нижне-Волжскому краю говорится: на 1 февраля 1930 года по делам Хоперской контрреволюционной организации по семи районам в 180 населенных пунктах арестовано 440 человек, из них 43 офицера, 283 кулака, 8 попов, 25 служащих, 70 середняков, 4 бедняка и 48 прочих бывших белоэмигрантов; «Оружие предполагалось изыскивать путем захвата у милиции, кружках ОСОАВИАХИМА и захвата военных складов в гор.гор. Урюпино и Камышин». Помимо этого, по другим мифическим районным «организациям» на Хопре провели аресты реэмигрантов, бывших офицеров и рядовых Белой армии и прочих, кого ОГПУ считало необходимым изъять: по Усть-Медведицкой – 66 человек, Березовской – 21, Михайловской – 39, Преображенской – 20, НовоНиколаевской – 19.

Аналогично массовые превентивные аресты прошли и в других округах края, а также в АССР немцев Поволжья и Калмыцкой области. Глава краевого представительства ОГПУ Каширин резюмировал: «В целях предупреждения возможных вспышек при массовом выселении кулаков нами проводится ликвидация всех имеющихся контрреволюционных организаций и группировок… Всего с участниками до 3000 человек. Кроме этого снимается наиболее злостный контрреволюционный элемент, действующий одиночным порядком» (Там же, д. 180, лл. 28–34). А ведь в октябре Шеболдаев писал в ЦК о предстоящей тысяче арестов, но из оперативной сводки ОГПУ следует, что на 21 февраля 1930 года было арестовано по краю уже 5048 человек (Там же, л. 122).

Секретарь крайкома Ф. Густи, расследовавший массовые выступления декабря 1929-го – января 1930 года в Немреспублике, в выводах своей комиссии отметил: начиная с 1921 года здесь не было ни одного массового антисоветского выступления, и причины всех выступлений теперь одинакова. Это – «резко усилившийся за последнее время нажим на кулачество», «недовольство обобществлением нерабочего скота», «недовольство закрытием церквей, снятием колоколов», требование освобождения арестованных крестьян. Причем Густи признал, что веяние по закрытию церквей сопровождалось «часто путем мошенничества голосами “большинства” народа» (Там же, д. 150, лл. 23–26).

И по Хопру «Поволжская правда» в номере от 4 мая 1930 года сообщала, что церкви были закрыты «в самый короткий срок». Аналогично было и по всей стране, ведь Союз воинствующих безбожников объявил первую пятилетку «пятилеткой безбожия». 20 января 1930 года прошел пленум Нижне-Волжского краевого отделения этого Союза, и ответственный секретарь Дайковский отметил: закрыто до 60% церквей, а в некоторых районах – до 100%; церкви занимались под ссыпку зерна, под клубы, но есть и ряд «ненормальностей» – «зачастую церкви стоят неиспользованными, что вызывает законное нарекание со стороны масс» (Госархив Саратовской области, ф. 522, оп. 3, д. 147, лл. 67–76). Не удивительно, что по краю ОГПУ зафиксировало массовых выступлений на религиозной почве за 1929 год – 47, а только за январь–апрель 1930 года – 104, и каждое такое выступление заканчивалось арестами зачинщиков.

В. Карпов, фальсифицируя историю, в «Полководце», названном историко-документальным изданием, показывает Сталина защитником религии. Поэтому приведу один документ, обнаруженный мною в архиве Саратова: «Строго секретно. № 21090/с. 18 марта 1930 г. т. Шеболдаев. По поручению тов. Сталина посылается Вам для сведения (не для печати) постановление ЦК ВКП(б) от 18 марта с.г. о редакции «Рабочей Москвы». Пом. секретаря ЦК (подпись Товстуха)». Текст постановления: «За напечатание в «Рабочей Москве» от 18 марта сообщения о массовом закрытии церквей (56 церквей) объявить выговор редактору газеты «Рабочая Москва» т. Лазьяну с предупреждением, что в случае допущения впредь таких сообщений будет поставлен вопрос об его исключении из партии» (ЦДНИСО, там же, д. 159, л. 96).

Руководство Нижне-Волжского, Средне-Волжского и Северо-Кавказского краев настояло перед Молотовым провести высылку раскулаченных не за 4 месяца, согласно постановлению ЦК, а за два. Молотов с этой инициативой согласился, при условии, если краевое руководство договорится с ОГПУ (Там же, д. 179, лл. 65–66). Итог этого договора известен: февральско-мартовские эшелоны доставляли раскулаченных в северные регионы, оставляя людей на неподготовленных местах. Пошла массовая смертность от голода и холода, в первую очередь – детей. Писали, что только за 1931 год и только по одной Сибири вымерло 250 тысяч детей раскулаченных.

А ведь раскулачивали на местах в основном безвинных людей. Архивный фонд Хоперского окружного комитета ВКП(б) выглядит ныне весьма тощим. Полагаю: раз он был «образцовопоказательным», его документы и «чистили» потом в первую очередь. Теперь лишь из местных газет и архивных районных фондов можно установить, как тогда шло раскулачивание. На моей малой родине, в Преображенском районе, раскулачили, например, 11% хозяйств (Госархив Волгоградской области, ф. 636, оп. 1, д. 14, лл. 2–3), а в ряде населенных пунктов Хопра раскулачивание коснулось 50% хозяйств, главным образом – середняков, как писала «Поволжская правда» 13 марта 1930 года. Архивный фонд соседнего Балашовского ОК ВКП(б) (ответственный секретарь В. Бородаевский) сохранен хорошо, поэтому о методах партийной работы при раскулачивании в крае можно судить по этим документам.

Краевой комитет ВКП(б) определил Балашовскому округу раскулачить 5550 хозяйств, что составляло около 4,4% хозяйств округа, хотя в протоколе № 7 от 11 февраля 1930 года заседания Балашовского ОК ВКП(б) стоит заниженная цифра 3,9%. На этом заседании окружной комитет определил для 10 районов контрольные цифры раскулачивания по категориям и подчеркнул необходимость немедленного обеспечения на всех телефонных станциях политконтроля (ЦДНИСО, ф. 466, оп. 1, д. 196, л. 8; д. 189, л. 8). В этом округе в целом ряде сел шли тогда массовые волнения, поэтому вывоз раскулаченных на Север планировали провести чуть позже, чем в Хоперском, – 960 семей пятью потоками с 26 февраля по 8 апреля (Там же, л. 14).

Высылка репрессированных 1-й категории проводилась исключительно по планам ОГПУ, согласовывалась с ним из-за графика подачи вагонов и высылка по 2-й категории. А вот по 3-й и 4-й категориям сплошь и рядом сельсоветы, районные и окружные комиссии, выполняя партийные решения «о ликвидации кулака как класса», не скупились, стремясь раскулачить как можно больше. Инструкции требовали раскулачивать хозяйства после утверждения списков районными особыми комиссиями (РОКами), но на местах активисты раскулачивали хозяйства сразу же, после внесения в списки сельскими особыми комиссиями, чтобы эти хозяйства не успели попрятать и распродать свое имущество. Именно по этой причине и Молотов согласился с ускорением раскулачивания. Поэтому официальные цифры районных комиссий не соответствуют истине.

Количество раскулаченных хозяйств, выселенных по 1-й и 2-й категориям, по архивным документам известно, но точных сведений по 3-й категории нет, и их невозможно уже выявить. Ведь после письма Сталина «о головокружении» все, начиная с сельсоветов и заканчивая краевыми властями, стали занижать цифры устроенного на селе погрома. А с августа 1930 года невывезенных зимой–весной раскулаченных – третью категорию –разместили на районных кулацких точках, которые постепенно сокращались, во-первых, из-за вывоза части народа в Сибирь и Казахстан, во-вторых, из-за постоянных побегов, в-третьих, из-за восстановления в правах некоторой части репрессированных. Эти точки через комендантов были в ведении административных отделов райисполкомов и существовали вплоть до 1935 года, когда оставшимся женщинам и детям разрешили вернуться в свои населенные пункты. Конфискованное имущество им, естественно, никто не вернул. Многие из них не реабилитированы и поныне, т.к. к уничтоженной части архивных документов налагается «местный» фактор – стремление регионального руководства спрятать от народа имеющиеся документы.

Весь апрель и часть мая 1930 года ушло в районах и округах страны на уточнение итоговых цифр первого этапа раскулачивания. По Балашовскому округу плановые (контрольные) цифры для районов были утверждены на бюро ОК ВКП(б) 4 февраля 1930 года (Там же, д. 146, л. 32), а уточнены 11 февраля. Балашовский ОК ВКП(б) доложил краевому комитету, что в округе по состоянию на 25 мая 1930 года раскулачено 4747 хозяйств (Там же, д. 190, лл. 96–97): мол, за плановые 5550 хозяйств не вышли, и никакого «головокружения» у нас нет. Но если просмотреть районные сводки, цифра получается иной. По Балашовскому округу в этом случае говорить следует, как минимум, о 6219 раскулаченных хозяйствах, т.е. план был перевыполнен более чем на 12%. И это не предел, т.к. перед раскулачиванием указывалось, что в округе числится 10 993 кулацких хозяйства (Там же, л. 192). Порайонные дела таковы:

Аркадакский район: первоначальный план – 860 хозяйств, уточненный – 807; выездная редакция газеты «Беднота» указала, что в ряде сел этого района раскулачивание коснулось от 45 до 70% хозяйств (Там же, д. 191, лл. 46–49), но в край ушла скромная цифра о раскулачивании 821 хозяйства.

Балашовский район: первоначальный план – 860, уточненный – 876; в сводке от 15 мая указано, что раскулачено именно 876 хозяйств (Там же, л. 71), а в край сообщило 260. То есть цифра занижена более чем в три раза.

Бековский район: первоначальный план – 376, уточненный –335; в сводке от 15 мая указаны 642 раскулаченных хозяйств, а в край сообщило – 303, занизив результат более чем в 2 раза.

Колышлейский район: первоначальный план – 405, уточненный – 360, в сводке от 15 мая – 575, а в край сообщили о 456.

Романовский район: первоначальный план – 325, уточненный 11 февраля – 478; зампред окружного исполкома Бедринцев 16 февраля телеграфно сообщает Бородаевскому, что контрольная цифра «недостаточна, т.к. фактически осужденных и выселяемых уже больше» (Там же, л. 33), а в край сообщили о 168 хозяйствах. То есть результат занижен почти в три раза.

Ртищевский район: первоначальный план – 528, уточненный –475, а в майских сводках – скромные 460.

Самойловский район: первоначальный план – 562, уточненный – 709; сельские комиссии дали списки на 808 хозяйств, но в майских сводках фигурирует плановая цифра 709.

Сердобский район: первоначальный план – 710, уточненный –671, а в край сообщили о 596.

Тамалинский район: первоначальный план – 316, уточненный – 388, в край сообщили о 523 раскулаченных хозяйствах, согласившись тем самым, что план раскулачивания в районе был

перевыполнен почти на 35%.

Турковский район: первоначальный план – 698, уточненный –451; эта же цифра подозрительно фигурирует и в майских сводках, хотя сельсоветы подали списки на 658 хозяйств (Там же, лл. 14–18).

В марте 1930 года Нижнее Поволжье посетил член правительства, секретарь ВЦИК А. С. Киселев, который опубликовал 19 апреля в «Известиях» большую статью «О прорывах на колхозном фронте», обвиняя в «перегибах» краевое руководство.

Шеболдаев написал в Политбюро жалобу на Киселева, требуя опровержения в «Правде» и публикации своей статьи. Переложив грехи на низовых исполнителей, он резонно обобщал, что дискредитация политической линии крайкома – это «дискредитация линии партии в целом и означает прямое выступление против решений центральных органов…» (Там же, ф. 55, оп. 1, д. 159, лл. 126–127, 138–150). Поэтому Шеболдаев и не настаивал на иных цифрах с округов. По некоторым районам результаты сообщались более-менее достоверно, т.к. ряд районных руководителей был определен в «козлы отпущения».

Насколько великим был в стране процесс фальсификации итогов раскулачивания, и как теперь тяжело искать истину, для примера сошлюсь на книгу историка П. П. Поляна «Не по своей воле…», капитальный труд по истории принудительных миграций в СССР. Полян, работавший в московских архивах, утверждает: на первом месте по раскулачиванию за 1930–1931 годы была Украина – 63,7 тысячи семей; на втором – Западная Сибирь –52,1 тысячи; на третьем – Северный Кавказ – 38,4 тысячи (из них 26 тысяч вывезены на Урал и 12,4 тысячи – внутрикраевое переселение); на четвертом – Нижнее Поволжье – 30,9 тысячи. А ведь Шеболдаев в мае 1930 года на Нижне-Волжской партконференции говорил, что в крае было раскулачено вместо плановых 50 тысяч хозяйств – 39 494, и никакого «головокружения» нет. Хотя и эта цифра, как видно из документов Балашовского округа, сильно заниженная. К тому же было еще и раскулачивание 1931 года с «довыявлением кулаков» и двумя этапами массовых вывозов в Казахстан. Бородаевский в 1933 году являлся начальником политотдела Моздокской МТС и за успешное участие в голодоморе был награжден в мае 1934 года, в числе других политотдельцев, орденом Ленина, но это – другая тема.

В печати не раз приводили слова из воспоминаний Черчилля, что в ответ на вопрос о цене коллективизации Сталин, молча, показал десять пальцев, означавших 10 миллионов крестьянских судеб. Ряд наших политиков и историков оспаривают эту цифру, считая ее завышенной. А я же, зная ситуацию по Хоперскому и Балашовскому округам, верю Молотову, который на закате лет уже не лукавил и признался в беседах с поэтом Чуевым: «Я сам лично размечал районы выселения кулаков… Сталин говорил, что мы выселили 10 миллионов. На самом деле мы выселили 20 миллионов».

Таковы секреты советской демографии.

А.Тараненко, подполковник в отставке.

352725. Краснодарский край, Тимашевский р-н, ст. Роговская, ул. Кирова, 61«А».