РАЗМЫШЛЕНИЯ К ДНЮ КОСМОНАВТИКИ

        Недавно было 75-летие со дня рождения Юрия Алексеевича Гагарина, известного всему миру первого космонавта Земли. Но корреспонденты, опрашивая школьников, отметили, что те уже и не знают, кем был Гагарин. Обидно, но в этом и немалая вина наших СМИ. Вот и на телепроекте «Имя Россия» о нашей всемирной гордости сказано было весьма мало, а ряд исторических персон искусственно притянули туда «за уши».

        День 12 апреля 1961 года я запомнил на всю жизнь. Учился в 7-м классе: весна, я где-то простыл, увеличились лимфоузлы под челюстью, а учительница, посчитав это свинкой, отправила меня болеть домой. Вот тогда я и услышал о запуске первого человека в Космос. Было уже не до болезни: все ликовали, хотя многие о Космосе ничего не понимали. С того дня пошёл бум называть родившихся мальчишек в честь Гагарина Юрами.

        В 1965 году, в 11-м классе, я подал заявление о поступлении в Качинской лётное училище. Но в Качу приём заявлений был ограничен, и я выбрал Оренбург, а это училище и окончил Юрий Алексеевич. Супруга у него оренбургская, и он часто приезжал сюда в гости. Был он и в период наших приемных экзаменов, выступил в клубе училища. Весьма удивило меня поначалу, что Гагарин выглядел не былинно-богатырским: невысокого роста, негромкого голоса, с залысинками ото лба, скромный и улыбчивый. Оказалось, что первый орбитальный аппарат делали, исходя из параметров ракеты Р-7, носителя ядерного заряда. Поэтому шар от боеголовки и стал диаметром тесной капсулы для космонавтов. Потом мощности ракет росли, росли и габариты орбитальных отсеков.

        Запомнилось из его речи, что при управляемом спуске перегрузка возрастает до семи крат, а при неуправляемом – баллистическом – может вырасти до 40. То есть, во столько раз возрастает кинетическая масса человека. В противоперегрузочном костюме тренированный лётчик спокойно переносит семикратные плюсовые перегрузки, кратковременно – 10-кратные, а более – смертельно опасно. Кровь от головы отходит, зрительные нервы начинают страдать, обзор сужается до точки, потом наступает темнота. От кислородного голодания человек теряет сознание, и я это испытал однажды на себе.

        Инструктор майор Пикулев, накачанный крепыш, заявлял, что может любого лётчика училища укатать на высшем пилотаже до дурноты. Привязные ремни задней кабины учебных самолетов при полетах с одним лётчиком обычно связывают узлом, но при высшем пилотаже они могут разболтаться и бить железными деталями по приборам, поэтому при инструкторских полётах на это место сажают пассажиром курсанта. Вот и я попал пассажиром при ночных полетах Пикулева, а чтобы не скучать в полёте, начал наклонами головы вперёд-назад преодолевать перегрузку. И доэкспериментировался: очнулся - в ушах сильный грохот, от зрения – малюсенькое светлое пятно, сильная головная боль и тошнота. Зрение вскоре вернулось, и я понял, что терял сознание. Признаться в этом инструктору – поставить крест на лётной карьере, т.к. тут же последует списание с училища по здоровью, поэтому я молчал. Терпел головную боль, приготовил вывернутую шевретовую перчатку, но она не потребовалась, а после полёта Пикулев, глядя на мой кислый вид, усмехнулся, подумав, что просто укачал меня на пилотаже.

        На территории училища стоял на постаменте МИГ-15, на котором выпускался Гагарин, и каждый курсант считал своим долгом сфотографироваться у этого самолёта. За забором училища, на крутом склоне к реке Урал, была небольшая дача Гагарина – подарок руководства Оренбургской области. Некоторые курсанты лазили туда в сад за яблоками. Я был дисциплинированным, и не могу теперь похвастаться, что  ел яблоки с дачи Гагарина.

      Наш курс два последних года провёл в Орске, а на этот бетонный аэродром часто садились транспортные самолёты по пути из Москвы на Байконур и обратно. Поэтому на аэродроме и в лётной столовой перебывали тогда почти все космонавты первой группы, которые летали провожать своих товарищей в космический полёт или встречать их после полёта. На время приземления космических объектов наши полёты временно приостанавливали, а на аэродромы училища вертолёты доставляли посадочные капсулы, если приземление происходило ближе к оренбургским степям. В 1967 году под Орском погиб космонавт Комаров. Там был наш полигон для бомбометания, потом разместили шахтные ракеты, и туристов туда не возили. На месте падения капсулы по инициативе солдата, выпускника архитектурного института, соорудили тогда скромный обелиск.

        Две трети нашего курса выпускалось для авиации ВМФ. На Дальнем Востоке я выбрал службу в 50-м Отдельном Гвардейском Дальне-Разведывательном авиаполку. В 1971 году пришлось участвовать правым (вторым) лётчиком в экипаже Колузанова в мероприятии «Звезда» - испытании спутника радиолокационной разведки. В разных морях и океанах группы наших боевых кораблей в назначенное время должны были следовать определённым ордером, курсом и скоростью, а самолёты-разведчики и спутник должны были их синхронно фотографировать. Сказали, что потом снимки сравнят, и при удачном космическом результате надобность в самолётах-разведчиках резко сократится.

        Чтобы было ближе летать к заданным морским точкам, два наших экипажа из-под Владивостока посадили на один из таёжных аэродромов у Сахалина. Дело было накануне Нового года, и для себя и товарищей мы заготовили к полёту домой десятка два красивых ёлочек, увязали их и закрепили в бомбоотсеке. А в полёте штурман, забыв о ёлках, решил потренироваться в бомбометании и при пролёте над каким-то судном открыл бомболюки для условного сброса бомб. Не знаю, заметили ли моряки судна нечто неожиданное, свалившееся в море с пролетающего самолета, но ёлок мы лишились.

        Испытания прошли успешно, Главком ВМФ объявил морским участникам испытаний благодарность и наградил денежной премией. На лётные экипажи пришлось по 100 рублей. Пока мы со вторым штурманом гадали, в какой пропорции командир экипажа поделит премию на пятерых офицеров и двух матросов, тот распорядился истинно по-русски: матросам купил по килограмму шоколадных конфет, а нас пригласил на застолье – пропить премию. Года через два и наш ОГДРАП был сокращён до Отдельной эскадрильи. Военный и гражданский космос развивался, и теперь каждый может посмотреть через интернет фотоизображение своего дома, а по грядкам и деревьям погадать, когда именно пролетал над ним спутник фоторазведки.

         В 1973 году я был на курсах командиров экипажей Ту-16 в г.Николаеве, в Центре авиации ВМФ. Туда приезжал на номерной завод один из ведущих ракетных конструкторов, выступил перед слушателями Центра, но на вопрос о гибели Гагарина ответил, что не имеет права сказать что-то иное, нежели официально объявленное. Было понятно: официальное – это не «как было», а «как надо». А с конца 80-х годов о гибели Гагарина печатно и по ТВ было высказано множество версий, в том числе и экзотические, с участием НЛО. Я же придерживаюсь одной, как наиболее вероятной и объясняющей эфирное молчание Серёгина и Гагарина. Лётчики умирают «от сердца» и в воздухе: в Англии был шум по пилоту лайнера, а у нас без шума в авиации ТОФ умер генерал Аулов.

        Гагарин после академии восстанавливался весной 1968 года в полётах на МИГ-15, и допуск к самостоятельной работе ему должен был дать командир учебного авиаполка Серёгин. Известно, что чем ближе к Москве, тем больше начальства. И с утра перед полётами Серёгин получил от некоего начальника телефонный разнос, переживал и отказался в столовой от завтрака. Отмечали даже, что у него «давило сердце». Командир полка отвечает ведь не только за полёты, но и, образно говоря, за портянки в полку, и при желании, начальство всегда найдёт повод устроить ему головомойку и потрепать нервы.

        Откажись Серёгин от полётов, сорвал бы график Гагарину и навлёк бы на себя лишние претензии. Надо было лететь, а в полёте Серёгину могло стать плохо, и чтобы легче дышалось, он мог расстегнуть или ослабить привязные ремни сиденья, но от этого его тело могло сползти и мешать свободному движению ручки управления «на себя» - для вывода самолёта в горизонтальный полёт. Эта ручка на истребителях находится между ног лётчика и на «спарках» синхронна с ручкой управления второй кабины. Старые лётчики рассказывали, что, бывало, у нерадивых курсантов выпавший фотоаппарат, попав под ручку, мешал вывести самолёт из пикирования.

        Если Гагарин понял, что Серёгин непроизвольно стал мешать управлению самолётом, он чисто этически не стал выдавать в радиоэфир эту неожиданность, чтобы не подставить Серёгина и не навлечь на себя осуждение лётной братии. Преждевременно вынужден был доложить руководителю полетов о выполнении задания в зоне пилотирования и о возвращении на аэродром. О случившемся в кабине самолёта промолчал, пытался справиться с управлением, вывести самолёт из снижения, и катапультироваться в такой ситуации он не мог. Во-первых, инструктор Серёгин считался командиром экипажа, и он должен был в случае ЧП дать команду Гагарину на катапультирование. Во-вторых, если бы Гагарин катапультировался без команды, он знал: лётчики такой поступок не прощают, что бросил товарища и не пытался посадить самолёт до последнего мгновения. В авиации есть свои писаные и неписаные законы, и каждый лётчик, дорожащий своим именем, соблюдает их неукоснительно, даже идя на собственную гибель.

А.Ф.Тараненко, краевед, подполковник в отставке.

     (Статья с фотографией опубликована 9 апреля 2009г. в «Антиспруте», межрайонной газете г.Тимашевска).