ОБ  ОЦЕНКАХ  ГОЛОДОМОРА  1933  ГОДА

        Голод 1933 года является логическим продолжением сталинской политики силового преобразования села, начатого с 1928 года «уральско-сибирским» методом хлебозаготовок. Считаю, что для одной части населения СССР тогда был голод, связанный с нехваткой продовольствия, а для другой – был специально организованный голодомор. Последние семь лет я живу на Кубани, в станице Роговской, и о проблеме голода могу судить не только на основе изученных документов Нижне-Волжского края и Кубани, но  и по семейным фактам, а также воспоминаниям многих опрошенных мною старожилов различных регионов страны.

       Если, устраивая осенью 1929 года массовую насильственную коллективизацию, в первых проектах колхозного устава власть обещала изымать 25-30% урожая, что для заманивания тогда и сделала, то уже с начала лета 1930 года норму изъятия хлеба увеличили за 40%, а далее она повышалась ещё более, оставляя колхозников без хлеба. Ныне исследователи называют те проценты изъятия хлеба, где за 60, а где и за 80.  

       Известно, что сталинские оппозиционерами Рыков,  Эйсмонт, Толмачев и другие пытались противиться его методам преобразования страны, предупреждали о надвигающейся катастрофе. На некогда богатой Кубани, как и в ряде других регионов, вышло тогда из колхозов до 60-65% колхозников. Этот протест, названный Сталиным «кулацким саботажем», вылился в нежелание хлеборобов работать «за бесплатно»: массовые выходы к весне 1932 года из колхозов, отказы под разными предлогами от  колхозной уборки урожая, отказы колхозников и единоличников от осеннего сева 1932 года. Газеты «Правда» и «Известия» публиковали в 1932 году сводки о ходе осеннего сева и хлебозаготовок, в которых отставание Северо-Кавказского края выглядело даже ниже Украины. Например, на 20 октября Украина план выполнила на 74,3%, а Северный Кавказ – на 45,5%. Это в среднем, а по единоличникам цифры были намного удручающими. Ростовская газета «Молот» писала, что 370 тысяч единоличных хозяйств на 12 ноября  выполнили всего 7% плана хлебозаготовок, в ряде кубанских станиц осенний сев выполнили единицы, а в станице Медведовской 40% хозяйств вовсе отказались от земельных наделов.

       Именно для подавления этого протеста сталинская власть и пошла на искусственный голодомор в тех регионах, где сильнее всего протест хлеборобов выразился. Этим и объясняется пестрота проявлений голода не только в разных регионах страны, но и в самих регионах, и даже населённых пунктах.

       Если у колхозников отбирали хлеб, но оставляли иные продукты питания, то у единоличников отбирали не только всё съестное, но даже и узелки с семенами огородных культур. Переворачивали, например, бочки с солеными огурцами и топтали их лошадьми. Установка для активистов-потрошителей была одна: или пусть такие сдыхают с голода, или пусть идут в колхоз. Ведь газета «Правда» 27 декабря 1932 года крупными буквами заявила: «Решена самая важная, самая трудная задача пролетарской революции и колхозный строй победил окончательно и бесповоротно!». Эти слова – ключ к пониманию причин голодомора 1933 года.

       В пору официального умолчания голодомора, вполне объяснимы разные взгляды на эту трагедию. Для примера, два рассказа старожилов станицы Роговской с оценками событий 1933 года. Как говорится, «кто как видел…».

       Караух Ульяна Павловна рассказывала, что она родом с Гомельщины, и её отец завербовался с армии на Кубань в начале 1934 года. Ехали они со своей коровой, и в Роговской поселились в пустующей хате. По станице были заросли бурьяна, в котором часто попадались разложившиеся трупы или уже высохшие «мослаки» умерших от голода станичников. Поэтому она боялась ходить по зарослям, когда приходилось искать корову. По её словам, «народ здесь сильно выдушили голодом, «комсод» сам не подох, потому что не раз тряс тех, кто прятал что-либо из съестного, а разлагающиеся трупы так отравили воздух, что пошел тиф». Она также переболела здесь тифом, мать не хотела здесь оставаться, долго плакала, увидев, что здесь творится, и просила отца увезти семью назад. А вот Лебедев Алексей Иванович, другой переселенец той поры, фронтовик, на мои расспросы летом этого года ответил, что никакого голода здесь не было: их отец, служивший в Грузии, так же перевёз семью из Белоруссии в Роговскую; пустых хат здесь было много, и они без проблем нашли себе жильё, т.к. до их приезда казаки устроили здесь саботаж против колхозов, не шли в них, организовали даже в 1933 году голодовку в знак протеста, и их отсюда выселили.

       В наше время работать «задарма» желающих нет, и подобные предложения выглядели бы идиотскими. Так почему же часть нынешних историков и политиков не понимает положения тех хлеборобов, повторяя сталинские байки о «кулацком саботаже»? А вместе с ними повторяют эти байки и воспитанные на советских учебниках истории обычные граждане.

       В августе этого года на Кубани работала этнографическая экспедиция Московского общества «Мемориал», проводившая аудио- и видеозаписи воспоминаний старожилов. Её сотрудники  особо отметили, что именно на Кубани многие старожилы поведали им жуткие подробности голодомора 1933 года, от которых у них поневоле и слёзы выступали от жалости, и мурашки по коже шли от ужаса фактов. А как ещё может реагировать нормальный человек на рассказ, например, Валентины Алексеевны Лысенко, как весной 1933 года две её малолетние тёти – Рая и Надя Мошногорские – оказались съеденными семьёй Варич? Или на рассказ Меланьи Васильевны Шелудько, как их мать спустилась тогда, чтобы лучше пристроить гробик их сестры, в общую большую яму с умершими от голода и ползающими там доходягами, а к матери поползла по трупам не способная от голода даже встать на ноги женщина и, протягивая руку, попросила её: «Сестра, помоги, спаси, вытащи меня отсюда». С помощью других её вытащили из могилы, отвезли к родственникам, и она выжила, родила потом двух сынов и при встрече всё благодарила их мать.

       Подобные истории по людоедству и кладбищенским ямам на Кубани многочисленны. Как рассказывала в 2003 году Елизавета Леонтьевна Герасименко, её назначали в те месяцы возить трупы умерших от голода роговчан на кладбище. Она вспоминала, что не раз бывало, как с одной хаты выносишь несколько умерших, а какой-нибудь молодой парень ещё живой. Старший от власти приказывал увозить на кладбище и таких доходяг, чтобы не заезжать сюда дважды. Она  говорила, что поплачешь-поплачешь над таким, пока везёшь, а на кладбище вместе с другими выкинешь в яму вместе с умершими и едешь собирать других. Мой недоумённый вопрос: «А почему же таких не спасали от смерти, а валили ещё живых в яму?», - оказался тогда наивным. Елизавета Леонтьевна горестно ответила: «А кто же будет кормить, кто поить их будет, если мы и сами голодовали? Начальство ни крохи съестного нам не давало. Мы и сами могли не сегодня-завтра оказаться на месте таких же обречённых доходяг». О том же вспоминали здесь и другие очевидцы. А ведь Роговская не была в числе «чернодосочных», но Брюховецкий район, куда относилась тогда Роговская, решением северокавказского крайкома 4 ноября 1932 года в числе других получил «последнее предупреждение» за «позорно проваленный сев и хлебозаготовки».

      Эмигрантский журнал «Казакия» в номерах 2 и 3 за 1934 год, ссылаясь на газеты «За индустрию» и «Известия», комментировал, как у нас в начале 1934 года подводили итоги годичной работы спецполитотделов, учрежденных в ряде регионов для борьбы с саботажем. Про работу этих органов, заменивших местную административную, партийную и судебную власти,  а также установивших особую форму смертного учета, ныне у нас сообщают мало. А тогда писали, что они «подтягивали» колхозы на Украине и Северном Кавказе, за что 158 лучших политотдельцев наградили орденом Ленина. Помнят об их зловещей роли и кубанские старожилы. Например, как жена назначенного в Роговскую начальника политотдела кричала на соседей: «Дохнете, дохнете, да всё не передохнете. И когда же вы тут повыздыхаете?».

       На Кубани целыми семьями станичники вымирали и весь май 1933 года, а ныне ряд историков пытается доказать, что советская власть не бросила тогда в беде голодающих, срочно организовала им продпомощь. Как сообщалось в газетных и журнальных статьях весны 1933 года: «Ныне не хлеб за брюхом бегает, а брюхо за хлебом». Ибо реально очень скромное общественное питание было организовано лишь для тех, кто выходил в колхозах на работы.

       На Кубани часть беженцев с Украины, где голод начался раньше, всё же голодомор смогла пережить, - устроившись работать в совхозы, - а в колхозах вымерли вместе с местным народом. В том страшном голодоморе жители основных зернопроизводящих регионов гибли независимо от национальности, а лишь по одному социальному признаку: той части хлеборобов, которая решилась протестовать против установленного Сталиным и его соратниками «бездонного» изъятия хлеба.

       О том периоде на Кубани рассказывают сейчас много местные газеты, посвящена была голодомору Вторая региональная научная конференция Краснодарского «Мемориала» в 2003 году. Но вот общероссийские СМИ к этой теме относятся весьма странно.

       Например, два года назад в показанном по телеканалу РТР документальном фильме о Молотове закадровый голос, повествуя о голоде 1933 года на Украине, вскользь упомянул, что голод тогда коснулся также Урала, Казахстана и Сибири. А Кубань, несопоставимую с другими российскими регионами по масштабам жертв голодомора, с весьма многочисленными фактами людоедства, создатели фильма забыли то ли по незнанию советской истории, то ли скрывая факты. Два года назад, когда стали звучать сообщения об особой трактовке голодомора 1933 года украинским руководством, российские газеты отреагировали весьма вяло, если не сказать, что вообще никак. Вышедшая в 2007 году в московском издательстве «Алгоритм» энциклопедия «Иосиф Виссарионович Сталин», повествуя о коллективизации сельского хозяйства, о голоде 1933 года нагородила историческую чушь. Вышедшая в том же году в издательстве «Молодая Гвардия» книга Святослава и Екатерины Рыбас «Сталин. Судьба и стратегия» также озвучила и историческую чушь, и пропустила Кубань в перечислении «голодных» регионов. Ещё страннее содержание книги С.С.Миронина ««Голодомор» на Руси», изданной «Алгоритмом» в этом году. И подобных книг, умалчивающих голод на Кубани, опубликовано в последние годы в России немало. Это – псевдоистория.

       Умалчивание или полуумалчивание темы голода вылилось уже для России необходимостью политической борьбы с нынешним украинским руководством и «объяснениями» перед мировым сообществом. А что ещё можно было ожидать, если в России о причинах и последствиях голодомора многие политики и историки в основном молчат, боясь бросить тень на имя Сталина, позволяя нашим недругам разыгрывать эту «карту» в своих интересах. И озвученный в теледебатах «Имя Россия» 19 октября протест Варенникова против увязывания жертв 1930-х годов с именем Сталина не случаен. Ратующих за дозированную историческую правду в России немало. Но кому это нужно, к чему нас ведёт и кого мы такой «историей» дурачим?

       Лучшим, наглядным ответом Варенникову на его реплику губернатору Ткачеву, что о голоде на Кубани говорят неправду, так как он тоже жил здесь, была бы публикация постаничных жертв голодомора. Но доступ исследователей к станичным книгам регистрации смерти за те годы закрыт под предлогом соблюдения тайны личного характера. А какая может быть личная тайна в записях о смерти? В этих книгах вольно или невольно скрывают другие тайны: следы сталинского преступления и особую форму смертной отчетности, установленную на Кубани в то страшное время, – с марта по июнь 1933 года. Поэтому политика отсечения исследователей голодомора от первоисточников играет лишь на руку сталинистам и Ющенко с его компанией.

       В станице Роговской в 1993 году на кладбище установлен памятный крест жертвам сталинского голодомора. Установлен, вопреки протестам некоторых руководителей клуба ветеранов революционной, боевой и трудовой славы, заявлявших, что те люди «сдохли – туда им и дорога». Крест бесфамильный, хотя в Роговской, по подсчетам ветеранов, вымерло тогда несколько тысяч станичников. Только в этом году решились установить стенд о голодоморе 1933 года в краеведческом музее местного Дома Детского Творчества, замыкающегося на районное управление образования. Ныне в соседней станице Днепровской стараниями энтузиастов намечается установка подобного памятного креста. Боюсь, и он будет обезличенным, так как, повторяю, доступ к станичным книгам регистрации смерти закрыт, хотя тем событиям исполнилось уже 75 лет. Но разве региональная история может быть обезличенной? Кому нужна такая кастрированная история? А кастрируется она только для нас, потому что за рубежом наши «большие тайны» оглашаются очень быстро. И о голодоморе 1933 года писалось там давно и немало. Примеры – в рассекреченных «эмигрантских» фондах российских архивов и библиотек. Исторических перекосов хватает и здесь.

       Если эмигранты первой волны о голоде 1933 года из-за почтовой цензуры знали очень мало, и суждения строили в основном по перепечаткам из наших газет, то эмигранты второй волны, пережившие голодомор, приводя факты, допускали значительные преувеличения числа жертв голодомора по станицам. Например, как это сделал один из послевоенных лидеров идеи казачьей автономии Григорий Шпак в статье «Ужасы и трагедия казачества в 1933 году» в №8 эмигрантской газеты «Казак» за 1952 год. Родом он со станицы Ново-Джерелиевской, соседки Роговской. Приведённая им цифра жертв по этой станице в более чем 13 тысяч не соответствует действительности, ибо в этой станице вообще в тот период проживало не более пяти тысяч человек. Аналогичны его цифры и по другим кубанским станицам, но на Западе эти статьи считают правдой, раз нет от нас других оценок.

       В 2007-2008 годах был 80-летний юбилей районам. К этой дате где-то уже издали книги по истории своих районов, а где-то ещё пишут. В волгоградском перечне рекомендованных к освещению вопросов стоит и такой: «Успехи сельского хозяйства в связи с коллективизацией 1930-х годов». А как же резкий спад сельхозпроизводства и голод 1933 года, как следствие сталинского насилия над селом? Ведь колхозы по-настоящему встали на ноги лишь в 1960-е годы, при Хрущеве. В Тимашевском районе Краснодарского края, вместо использования краеведческих статей различных авторов, поручили написать эту книгу одному человеку, который тему голодомора 1933 года вообще не берётся освещать. Но для кого тогда такие «парадные» истории пишутся?

       Тема «украинского голодомора», с подачи украинских эмигрантов, муссируется на высоком уровне за рубежом ещё с 1973 года. В Перестройку об этом голоде впервые открыто в СССР заговорили опять же украинские исследователи, а многие российские историки и политики так и отмалчиваются, боясь подмочить репутацию Сталина. Следуя прежним традициям, у нас всё ещё предпочитают на высоком дипломатическом и политическом уровне не признавать, что трагедия 1932-33 года – искусственная, поэтому имя её – ГОЛОДОМОР. Ныне жертвы голодомора оцениваются в 7 миллионов, и Кубань занимает в них третье место после Украины и Казахстана. Но вот о голоде на Кубани часть наших историков, политиков и общественных деятелей верить не хочет. Вот и печатаются массами псевдоисторические труды, позволяющие Ющенко заявлять об особой национальной политике советского государства – «украинском голодоморе». А по телеканалам Украины показывают страницы тех смертных книг с акцентом на две графы: «национальность» - «украинец» или «украинка», и «причина смерти» - «от голода».

       Похоже, с запретом КПСС вместе с «грязной водой» выбросили у нас и «ребёнка в корыте». Существовали управления пропаганды и контрпропаганды, а ныне, на примерах грузинской агрессии и действий украинского руководства, наглядно видно, как мы пропагандистскую битву проигрываем, а потом «отмахиваемся».

       Поэтому, предъявить по голодомору юридические претензии мы никому уже не можем, но определиться по этой проблеме морально-политически – можем и должны.

       На Международной научно-практической конференции «Историческая и политическая проблема массового голода 30-х годов», состоявшейся в Москве 17 ноября 2008 года, текст этого доклада прочитан из-за ограничения времени не весь, а с некоторыми купюрами. Материалы об этой конференции обещали опубликовать в журнале «Архивный вестник», но из-за финансовых проблем выпуск этого журнала в 2009 году был сорван. Российские же СМИ об этой конференции сообщали весьма скупо, т.к. не ожидалось, что немало российских историков станет утверждать, что голодомор 1933 года был, и не только на Украине, но и на Кубани и ряде других регионов РСФСР. Голодомор носил не национальный характер, а был направлен против хлеборобов, пытавшихся сопротивляться сталинским колхозам, откуда хлеб выкачивался «бездонно», обрекая колхозников на нищенскую жизнь.

 А.Ф.Тараненко, краевед, подполковник в отставке

Краснодарский край, станица Роговская